"Я попал в свою стихию": каково 30 лет проработать на атомном реакторе

28 сентября в Казахстане свой профессиональный праздник отмечают работники атомной отрасли. Один из них – Андрей Николаевич Котляр, который в этой сфере работает больше 30 лет. Сейчас он занимает должность начальника комплекса исследовательского реактора по эксплуатации и испытаниям на КИР "Байкал-1" и ни капли не сожалеет, что посвятил много лет этой интересной профессии. В эксклюзивном интервью BaigeNews.kz он рассказал, чем его так привлекает эта сфера, и насколько рискованна эксплуатация АЭС.

-  Андрей Николаевич, почему Вы выбрали именно атомную отрасль? 

- Я работаю на атомном реакторе уже 30 лет. С самого детства вокруг все знакомые так или иначе были связаны с атомной энергетикой. Часть из них работала на реакторах, часть – на испытаниях на полигоне, поэтому мой выбор был предопределён. Мне тоже было интересно окунуться в эту таинственность. Я увлекался радиоэлектроникой, может быть, и моё хобби помогло определиться с выбором будущей профессии. Мне хотелось работать своими руками, и чтобы работа мне была интересна, офисная работа меня не привлекала. 

- Где получили образование, в каком направлении?

- В 1994 году я окончил Национальный исследовательский Томский политехнический университет (сейчас университет магистерско-аспирантского типа, готовит инженерную элиту России, стран СНГ и мира – прим.ред.). На практику приезжал сюда к нам. Я придумывал некий полимер, который производится под действием гамма-излучения реактора. Работа была абстрактная, но я смог применить на практике полученные в университете знания. Написал диплом и защитился на базе Института атомной энергии. Буквально через пару месяцев после окончания учёбы пришёл в институт на работу. Начал свой профессиональный путь с лаборатории, которая занималась вопросами материаловедения, и первый год работы я сочинял часть какого-то отчёта – тогда у меня была бумажная работа. Мне эта работа показалась скучной, и уже через 10 месяцев, в феврале 1995 года, я перевёлся в службу систем управления и защиты (СУЗ) реакторного комплекса ИГР (импульсного графитового реактора) и попал в свою стихию – радиоэлектроники. Через полгода стал стажёром оператора пульта управления реактором, через год сдал экзамен и стал оператором пульта управления реактором. Сейчас занимаю должность начальника комплекса исследовательского реактора ИГР. Получается активная часть моей трудовой деятельности началась с того момента, когда я сел за пульт управления реактором и непосредственно участвовал в его эксплуатации. 

- Чем Вас привлекает Ваша работа?

- Это очень интересная работа для меня. Поведение реактора, будучи ещё студентом, я почувствовал интуитивно: знал, как он себя поведёт при разных манипуляциях мной на пульте управления. Интересна была и радиоэлектроника, требующая постоянных поисков направленностей, ремонта и так далее. Тогда проводилось много испытаний на реакторе, таких как: материаловедческие, испытания узлов топливных элементов, тепловыделяющих элементов, топливных сборок на работоспособность в предельных режимах. Также проводились эксперименты с целью определения воздействия различного рода облучения на материалы, на пропускную способность стекла, на изучение свойств материала. Всё это необходимо науке, занимающейся атомной отраслью. Всё требовало изучения, и именно на нашем реакторе проведена большая часть различных работ. В некотором роде наш реактор уникальный, у него большая экспериментальная полость, в которой можно размещать экспериментальные устройства для проведения испытаний, очень большой поток тепловых нейтронов и дозы гамма-квантов в этой полости. Нейтроны и гамма-кванты как раз являются инструментом для изучения поведения различных материалов.

- Ваши разработки были применены на практике?

- Не могу сказать, что мои, разработки наших научных подразделений и других институтов, предприятий Казахстана, России. В конце 1990-х к нам пришли учёные из Японии для того, чтобы провести ряд экспериментов для подтверждения безопасности разрабатываемых в настоящее время перспективных ядерных реакторов на быстрых нейтронах с жидкометаллическим теплоносителем. То есть на нашем реакторе проводят испытания и зарубежные партнёры, так как ни на каком другом реакторе невозможно провести определённые специфические испытания.

- Были ли какие-то ограничения, которые накладывала на работников реакторного комплекса специфика работы, трудности?

- Непосредственно в работе я не сталкивался с какими-то особыми трудностями. Знания были свежими и с лёгкостью применялись на практике. Были, конечно, ограничения в том, что мы находимся за полсотни километров от города, но я к этому быстро привык. В плане работы было небольшое затишье в середине 90-х годов, пока в стране налаживалось взаимодействие институтов, занимающихся различными исследованиями в направлении атомной энергетики, материаловедения или прикладных наук. Да и по финансированию были перебои. Зато каждому испытанию на реакторе все работники неимоверно радовались.

-  Давайте вспомним самые первые годы работы в атомной отрасли: как это было? Были ли мысли сменить профессию?

- Таких мыслей никогда не было. Моя профессия меня поглотила, был карьерный рост. Я поработал и начальником службы эксплуатации и испытаний. После меня назначили на должность заместителя начальника комплекса исследовательского реактора по эксплуатации и испытаниям, сейчас я начальник комплекса исследовательского реактора ИГР - главный инженер КИР.

- Чем конкретно занимаетесь на работе?

- С начала эксплуатации в 1961 году и по настоящее время реактор используется для проведения экспериментов и испытаний различной направленности. Этим мы и занимаемся – проверяем на практике свои расчёты или поведение того или иного материала. Для этого в конструкторском бюро нашего института создаются экспериментальные устройства, которые устанавливаются в наш реактор. Далее рассчитываются параметры, которые должен обеспечить реактор, мы со своей стороны обеспечиваем мощность реактора в соответствии с заданными параметрами, и в экспериментальном устройстве начинают происходить процессы, которые выводятся на ЭВМ, фиксируются и анализируются. 

-  Есть ли проблема дефицита кадров в атомной отрасли и как её нужно решать? Интересна ли эта сфера молодёжи и если нет, то почему, на Ваш взгляд?

- Молодёжь неохотно идёт на работу на удалённые площадки. Например, наш реактор находится на удалении порядка 50 км от Курчатова, и чтобы приехать на работу по степной ухабистой дороге, нужно затратить на дорогу около часа. Вечером, если кто-то не хочет возвращаться в городок, конечно, может остаться в своей комнате в общежитии. У нас есть минимально необходимый быт, волейбольный и тренажёрный залы, но каких-то привлекательных условий для молодёжи на фоне современного прогресса, к сожалению, нет. Поскольку объект стратегический – он режимный, и есть некие ограничения. У нас нет доступа к мобильному интернету, не ловит сотовая связь, а молодежь сейчас привыкла к телефонам и другим благам цивилизации. Может быть, если бы зарплата была в два-три раза выше, это как-то простимулировало бы молодёжь работать у нас. Всё это в совокупности, видимо, и не привлекает современную молодёжь.

- А каким образом защищают персонал от воздействия радиоактивного излучения?

- Во-первых, существует служба дозиметрического контроля, которая смотрит за тем, чтобы работники не превышали установленные нормы облучения. Служба контролирует каждый наш шаг работы с реактором, присутствует оперативный дозиметрист. Если случилось какое-то непонятное повышение фона, персонал удаляется до момента выяснения причины. 

Во-вторых, в санпропускнике нашего реактора люди переодеваются в спецодежду: халат, тапочки, брюки, если необходимо – комбинезон, респираторы, очки. Вся работа проводится под строгим контролем, тем самым к минимуму сводится вероятность того, что персонал сможет получить повышенную дозу радиации. Именно на нашем реакторе доза превышения естественного фона очень кратковременная, так как реактор импульсный (то есть не эксплуатируется продолжительное время, как, например, реактор в Алматы), поэтому риск переоблучения или получения повышенных доз практически исключён. 

Тем не менее, работники получают лечебно-профилактическое питание, дополнительные дни к отпуску, доплаты за работу во вредных условиях. Я работаю на реакторе уже 30 лет, у меня четверо детей, все волосы на голове, всё в порядке (смеется). Поэтому говорить о том, что реактор сам по себе несёт какую-то опасность для работников, и они вынуждены сильно облучаться – неправильное суждение. Все меры для их защиты принимаются, а повышенный уровень облучения сводится к нулю.

- Какими качествами, на Ваш взгляд, должен обладать работник такой непростой и ответственной профессии? 

- У него должен быть багаж знаний, он должен стремиться к получению новых практических знаний, быть целеустремленным, усидчивым и иметь интерес к профессии.

-  Каким Вы видите развитие в будущем атомной отрасли в целом по миру? Какие плюсы получит народ Казахстана после появления АЭС? И что нужно учесть правительству?

- Я думаю, что развитие атомной отрасли миру необходимо. Неоднократно задумывался о том, почему у нас в стране нет ни одной атомной электростанции. Когда я заканчивал университет, все одногруппники старались распределиться на атомную электростанцию по профилю работы. Мы были уже готовыми операторами по управлению реактором. Мой друг сейчас главный инженер Кольской АЭС. Мне хотелось тоже попасть на работу на энергетический реактор, но так как в Курчатове у меня были родители, я остался тут и стал работать на исследовательском реакторе. Если бы в Казахстане была АЭС, я бы непременно пошёл работать туда. К сожалению, мы её до сих пор не построили. 

Атомная энергия – неисчерпаемый источник энергии, потому что запасы урановой руды очень велики в Казахстане и в мире. Для того, чтобы на много лет вперёд получать электроэнергию в большом количестве, затрачивается неадекватно маленькое количество урана как топлива. В поисках хорошего источника энергии все приходят к АЭС, учитывая, что иссякают запасы каменного угля, многие ТЭЦ так или иначе прекратят свою работу, многие альтернативные источники энергии ещё требуют изучения, количество вырабатываемой энергии ВИЭ, которое необходимо крупным или развивающимся странам, недостаточное. У многих ввиду незнания, может быть, возникают сомнения и боязнь этого источника электроэнергии. Может быть не было в должной степени разъяснения принципов работы АЭС и её безопасности.

- В стране не утихают дискуссии по поводу строительства АЭС, в октябре будет референдум. Некоторые высказываются "за" развитие атомной энергетики в стране, некоторые – против. Что бы Вы сказали тем, кого настораживает вопрос безопасности АЭС? 

- Риски эксплуатации атомной станции сведены до крайне ничтожной величины. Строящиеся в настоящее время станции в России, Иране, Турции, насколько мне известно, это реакторы нового третьего поколения, они обладают разными эшелонами защиты от воздействия на окружающую среду. И возникновение радиационной аварии, как было на Чернобыльской АЭС, в принципе невозможно. Настолько выверены все шаги, просчитаны риски, поставлены барьеры, чтобы не уйти с правильного пути эксплуатации АЭС, что невозможно что-то сделать неправильно. И человеческий фактор уже не играет решающую роль в правильном управлении реактором. Есть многократные дублирования автоматических систем для исключения ложных срабатываний или неправильного толкования событий, перепроверки. Работу оператора контролируют рядом стоящие два-три человека, плюс широко применяется автоматика, компьютеризация. Очень многое сделано для того, чтобы поднять уровень безопасности современных реакторов. В крайнем случае, реактор просто остановится, его можно заглушить в любое время. Землетрясение в девять баллов, падение "Боинга 747" – все эти факторы учтены, новые реакторы могут безопасно справиться и с таким воздействием.

Я был в командировке в Австралии, где на случай предотвращения падения самолёта на АЭС, над реакторным залом возвышается стальная сеть из толстых канатов. Даже если туда будет лететь самолет, то, прежде всего, он начнёт разрушаться при контакте с сетью, вся его энергия будет потрачена на разрыв этой сети. В разных странах создаются различные барьеры от стихийных бедствий, а воздействие человека на поведение реактора сводится к нулю. Реакторы сейчас работают в автоматическом режиме, как швейцарские часы.

- Спасибо за интервью! Желаем Вам продуктивной работы и новых исследований!